Кто здесь, кто-кто здесь?
Первая серьезная ошибка, которую мы совершили в данной программе – это лечение детей в институциональной (больничной или клинической) среде. Изменения в поведении ребенка, которых мы добились, не распространяются и не переходят в остальной окружающий мир ребенка, такой как дом и школа. Однако, предприняв специальные попытки добиться распространения, мы имели успех. Эти специальные усилия включали разработку лечения и образовательного программирования в этой и иной среде, что в свою очередь поставило под сомнение необходимость и желательность использования больницы в качестве обучающей и изучающей среды. Наша задача заключалась в том, чтобы помочь детям жить и функционировать в реальном мире, а не в искусственной обстановке, такой как лечебное учреждение.
Мы госпитализировали детей в первую очередь по причине того, что мы все еще придерживались старой точки зрения, которой нас учили о том, что такие дети «больны» вследствие психологических или органических причин. То есть, считалось, что они либо перенесли неадекватное воспитание, либо страдали органическим повреждением мозга.
Таким образом, поскольку они были «больны» им требовалось «лечение», в идеальном варианте в «больнице». Принимая во внимание наши фоновые знания, в то время это имело смысл; эту ошибку легко было совершить. Затем мы решили изменить место лечения и вместо лечебного учреждения использовать естественную среду ребенка; то есть мы начали лечение дома и в школе.
Вторая крупная ошибка, которую мы совершили – изоляция родителей от лечения ребенка. Мы считали необходимым, чтобы профессионал, такие как мы, играли главную роль в лечебной программе, а родителям и учителям отводилась меньшая роль. Детские проблемы были чрезвычайно сложными, и мы считали, что только самые образованные люди смогут помочь. Детям требовалось профессиональное вмешательство. Возникло несколько больших проблем, связанных с этим решением. Во-первых, детям для демонстрации улучшений требовалось очень много времени на лечение и, просто-напросто, у нас не было достаточного количества профессионалов. Во-вторых, если родители точно не знали из чего состояла лечебная программа ребенка, что мы делали, зачем мы это делали, каковы конечные цели, они были не в состоянии помочь ребенку сохранить достигнутые результаты терапии, и ребенок регрессировал. Мы осознали свои заблуждения и изменили подход и начали такое же обучение родителей и учителей, как и обучение детей. Лечение ребенка было передано в руки взрослых в его естественном повседневном сообществе. Родители и учителя стали основными терапевтами ребенка, а мы превратились в консультантов. (с) Ивар Ловаас, "Книга Я"
Мы госпитализировали детей в первую очередь по причине того, что мы все еще придерживались старой точки зрения, которой нас учили о том, что такие дети «больны» вследствие психологических или органических причин. То есть, считалось, что они либо перенесли неадекватное воспитание, либо страдали органическим повреждением мозга.
Таким образом, поскольку они были «больны» им требовалось «лечение», в идеальном варианте в «больнице». Принимая во внимание наши фоновые знания, в то время это имело смысл; эту ошибку легко было совершить. Затем мы решили изменить место лечения и вместо лечебного учреждения использовать естественную среду ребенка; то есть мы начали лечение дома и в школе.
Вторая крупная ошибка, которую мы совершили – изоляция родителей от лечения ребенка. Мы считали необходимым, чтобы профессионал, такие как мы, играли главную роль в лечебной программе, а родителям и учителям отводилась меньшая роль. Детские проблемы были чрезвычайно сложными, и мы считали, что только самые образованные люди смогут помочь. Детям требовалось профессиональное вмешательство. Возникло несколько больших проблем, связанных с этим решением. Во-первых, детям для демонстрации улучшений требовалось очень много времени на лечение и, просто-напросто, у нас не было достаточного количества профессионалов. Во-вторых, если родители точно не знали из чего состояла лечебная программа ребенка, что мы делали, зачем мы это делали, каковы конечные цели, они были не в состоянии помочь ребенку сохранить достигнутые результаты терапии, и ребенок регрессировал. Мы осознали свои заблуждения и изменили подход и начали такое же обучение родителей и учителей, как и обучение детей. Лечение ребенка было передано в руки взрослых в его естественном повседневном сообществе. Родители и учителя стали основными терапевтами ребенка, а мы превратились в консультантов. (с) Ивар Ловаас, "Книга Я"
Мы в Москве, в гостях у свекрови. Вчера даже выбрались с мужем на Geirbycre. набережную, на хастл опенейр. Танцевала с мужем и ещё двумя партнёрами, которые сказали, что немного тренировки - и я суперзвезда. Один даже звал потренироваться. Семь лет перерыва! Хочу опять заниматься хастлом. И латиной, например.
Скорее бы у него все монологи начали происходить внутри, а не снаружи.